* * *
Всё продали, всё предали,
всё отдали на слом.
Мы жили и не ведали,
что к этому придем.

В своей стране – как странники,
нигде нам места нет.
Народные избранники
смеются нам во след.

И толпы обывателей,
продав отца и мать,
с восторгом за предателей
бегут голосовать.
Август 1991

22 АВГУСТА 1991 ГОДА



...И армия ушла,
оставив нас одних.
И некого нам ждать,
и нет пути надежде...
Сжимает грудь испуг
за близких и родных,
да жгучая тоска
гнетет сильней, чем прежде.

Нас предали опять
трусливые лгуны.
Нас бросили, как сор
и точно кость, – шакалам...
Ну что же, не впервой
в истории страны
спасать свой жирный харч
ничтожным генералам.

Мы вновь лицом к лицу –
с тобой, наш давний враг.
Ты снова на коне,
беснуйся и злорадствуй!
Вцепившись, как в топор,
в трехцветный русский флаг,
прорвался, вечный вор,
ты к власти и богатству.

Но сколько б нашу кровь
ты жадно ни лакал
и сколько б ты ни грыз
России плоть живую, –
на русских на костях
издохнешь, как шакал,
ни Русь не истребив,
ни суть ее святую.
22 августа 1991

НОВЫЙ ПЕРЕВОРОТ


    Настанет год, России черный год…
    М.Ю. Лермонтов

И год настал. И повторился.
Он будет проклят, как и тот...
Но снова молча покорился
лжецам беспамятный народ.

Опять изменой и злодейством
агент верховный осиян...
Опять покорное лакейство
явило стадо россиян.

Умов и душ переворотом
вновь надругались над страной:
стал ненавистник – «патриотом»,
ее изменник стал «герой».

И вновь народную стихию
означил павший иудей...
А кто хотел спасти Россию –
опять «изменник» и «злодей».
Август 1991


    * * *
Былой страны не существует.
Величье отдано за так.
Смеется враг и торжествует,
и на костях танцует враг.

Народ бессмысленный и жалкий
молчит трусливо, как всегда.
Надежды тают в общей свалке,
всех держит за руку Нужда.

Идут навстречу Смерть и Голод,
а позади – кромешный дым.
На сердце – мрак, тоска и холод,
последний свет в глазах – размолот,
язык – он будет вновь немым.
Август 1991


    * * *
Мы остались одни
без друзей и защиты.
И уже мы себя
не способны спасти.
Никуда не уйти.
Все границы закрыты.
И сочувствия к нам
на земле не найти.
Сентябрь 1991

БЕЗЫСХОДНОСТЬ



Ушел от нас безродный президент,
плешивый бес, наследник словоблудья,
и чернь ему воздвигнет монумент,
вскормившая его своею грудью.
Нет больше прежней Родины моей.
Опутана страна очередями.
С экрана лжет картавый иудей,
кляня наш дом последними словами.
Развесив уши и разинув рот,
чернь эту ложь глотает ежечасно.
Еще недавно верил я в народ...
А нынче вижу – верилось напрасно.
Толпа гниет в тупых очередях
там, где не сняты вывески «Колбасы»,
лишь пустота в глазах покорной массы,
и мерзкий синий номер на руках.
21 декабря 1991

НЕИЗБЕЖНОСТЬ



Убивали царей и великих князей,
и доныне они убивают
и певцов, и поэтов, и лучших друзей
и презрения к нам не скрывают.
Патриотов казнят, умертвляют детей,
направляют убийц на героев,
с каждым годом число неотмщенных смертей
в безысходности нашей удвоив.
Нам известны они. Мы их знаем в лицо.
И от нас никуда им не скрыться.
Всех не вытравить нас ни огнем, ни свинцом,
и расплата, конечно, свершится.
И они не напрасно от страха вопят...
Всё прочней и тесней наши звенья.
Осеняет Россию Божественный взгляд,
ей уже не избегнуть прозренья.
декабрь 1991

БОРЬБА



Нет, никто нам уже не поможет,
мы лишь сами поможем себе.
Видно, многие головы сложат
в предстоящей смертельной борьбе.

да, такая нам выпадет доля...
И про многих забудут про нас...
Но гораздо печальней неволя
средь бессилья потупленных глаз.

И увидеть гораздо страшнее
безысходные взгляды детей...
Чем сегодня мы станем смелее,
тем они будут завтра сильней.

Хватит русским молчать и бояться!
Мы спасали от гибели всех!
Вот и не с кем нам в мире брататься,
все разграбили нас под орех.

Вновь Россия черна и несчастна.
Но Европа – жирна и бела –
пусть запомнит: она не напрасно
русской кровью полита была.

Все потери, все наши страданья
сквозь асфальты ее прорастут,
и бетонные стены прожгут
наших вдов гробовые рыданья.

И двадцатого века расплата
уж грядет, русской болью дыша,
за всеобщую сладость разврата,
за картавую речь демократа,
за ехидный оскал торгаша.

Той расплаты сам Бог не отложит...
И в священной последней борьбе
нам на свете никто не поможет,
мы лишь сами поможем себе.
январь 1992

РУССКАЯ КРОВЬ



Сколько ж можно нас бить и неволить,
рушить, грабить, пытать и громить?
Или впрямь надломились мы, что ли,
и не в силах себя защитить?

Или вправду упали мы духом –
и никак не подняться с колен?
Всё не можем ни взглядом, ни слухом
различить этот гибельный плен.

Все никак, все никак не очнется
бывший, втоптанный в грязь богатырь.
И над ним одичало смеется
в черном полыме русская ширь.

Вот лежит он у края могилы,
называвшийся прежде – народ...
Нет уже ни ума в нем, ни силы –
безъязыкий, бессмысленный сброд.

Руки спутаны горькой подачкой,
той, что вор, оказав, повязал...
Рот залеплен газетною жвачкой,
телевизорным кляпом – глаза.

Раздевают его и пинают,
пьют последнюю темную кровь...

...Воры пьют нашу кровь и не знают,
то что ею отравятся вновь.
7 февраля 1992

ПРИЗЫВ



Если не предал свой край,
трусом не стал и глупцом,
если ты русский – вставай!
Враг – у тебя под окном!
Хватит бессильно молчать,
немощно сжав кулаки...
Жадная подлая рать
Родину рвет на куски.

Кто нашей гибели рад?
Кто навязал нам позор?
Лжец – лицемер – демократ,
он же – убийца и вор.
Сколько ж мы будем терпеть
эту преступную власть?
Сколько же тихо смотреть
волку в кровавую пасть?

Братья и сестры, пора
в наших сплотиться рядах!
Хватит с утра до утра
маяться в очередях!
Жалкий, затурканный сброд
молча поляжет в гробы.
Лишь патриоты – народ.
Все остальные – рабы.
Ночь с 8 на 9 февраля 1992

МЕССИЯ



Россия, Русь, откуда ты взялась?
И где пределы всех твоих страданий?
Ты до высот великих вознеслась
и оказалась вновь у смертной грани.

Святая, богоносная страна,
всем угождала, оставаясь бедной.
Судьба сплошных несчастий суждена
тебе в бессмертной доблести победной.

Каким ты чудом в грешный мир пришла,
став для него счастливым искупленьем?
Как Божий Сын, в пучине лжи и зла
ты рождена, как видно, Провиденьем.

Иуда вечно будет предавать,
ему всегда готово оправданье.
Спасая шкуру, этот мир опять
тебя продажно отдал на закланье.

Отец, вдохни еще немного сил!..
Вновь на кресте неузнанный Мессия.
Предатель всё в избытке получил.
XX век. Распятая Россия.
10 февраля 1992

В КОНЦЕ ВЕКА



Наш век – бесприютный калека –
к концу помутился умом...
...В начале жестокого века
антихрист ворвался в наш дом.

Змеились чужие идеи,
в подвалах жила Красота,
покуда всё те ж иудеи
опять распинали Христа.

В подполье скрываясь доныне,
врагу Красота не сдалась.
Быть может, молитвами Сына
Россия из пепла спаслась.

Кровавые сверглись идеи,
издохла бесовская рать...
да только всё те ж иудеи
Россию взялись распинать.

Раздули свинцовые вихри,
свое нам подсунув ярмо...
Но знает лукавый антихрист,
что мир без России – дерьмо.

Упившийся кровью, от жажды
он в ярость иную придет,
и кончится тем, что однажды –
иудино племя распнет...

И в доме поруганном, сиром
всех Божьи коснутся уста...
И властвовать будут над миром
Россия – Любовь – Красота.
Ночь с 11 на 12 февраля 1992

УШЕДШАЯ РОДИНА



дочь моя,
родилась ты в Советском Союзе,
лишь три года ты в нем пожила.
Об огромной стране как о тяжкой обузе
нам безродная нечисть лгала.

да, мы Родины нашей тогда не ценили,
к морю южному мчась без труда.
Мы, как блудные дети, семье изменили,
и пришли к нам нужда и вражда.

Ты услышишь не раз как о сказочном чуде
об ушедшей Отчизне своей.
Той великой страны больше нет и не будет.
Много раз мы поплачем о ней.

Мы свободными были, спокойно общались,
всех нас праздник за стол собирал...
Мы с червонцем в кармане
на поезде мчались
хоть на Запад и хоть за Урал.

Не смогли удержать мы бесценного груза
ясных лиц и открытых дорог...

...Я стоял на земле пограничной Союза,
и Балтийское море плескалось у ног...
12 сентября 1993

КРЕПОСТЬ



Нас черный ангел порчей метит,
а бесы мерзостью гнетут,
но солнце наше ярко светит
и реки русские – текут.

Нам ночь Иуды множит слезы,
но брезжит утро впереди,
шумят высокие березы
и грозовые льют дожди.

Пока затмение народа
идет по русским городам,
родная, умная природа
не даст с земли исчезнуть нам.

Нет, никакая в мире нечисть
из нас не вытравит людей,
пока звенит в траве кузнечик
и душу лечит соловей.

За помраченьем и развалом
нас ждет весенняя страда...
Издохнут Меченый с Беспалым,
но Русь не сгинет никогда!
12 сентября 1993

4 ОКТЯБРЯ 1993 ГОДА



На улицах лица бесцветны и хмуры,
и снова над Родиной мрак диктатуры.
Ни русского клича, ни русских газет.
Затменье России на множество лет.

Опять нас они, как детей, обыграли,
и русские танки по русским стреляли.
И мерзко, и горько до слез на душе.
Ужель никогда мы не встанем уже?

Ужель мы всё пропили и проболтали?
Быть может, последних, кто – мог, расстреляли...
Последних бойцов беспредельной страны...
И нет у рабов осознанья вины.
4.10.1993

РАССТРЕЛ


    И армия ушла, оставив нас одних…
    1991 г.

Так ждали мы!.. И армия пришла...
Чтоб в нас убить последние надежды.
Страну, народ, как прежде, – предала,
в позоре пребывая, как и прежде.

Пока мы плачем, нам спасенья нет.
В пустых словах не может быть спасенья...
Еще мы вспомним это воскресенье,
когда восстанем через сотню лет.

Нам распрямиться не дадут скорей...
Но не простятся ни за что на свете
расстрелянные женщины и дети
и названные бандой дикарей.
4 октября 1993

ПРОКЛЯТЬЕ


    Язык – он будет вновь немым.
       1991 г.

Ну вот и опять нас везде запретили.
Нам лучшее место, как прежде, в могиле.
В России положено русским молчать.
Такая нам выдана ими печать.

Уже мы остались без Родины вроде.
Копаемся тихо в своем огороде.
Не дай Бог – услышат, не дай Бог – придут...
Помилуй нас, Господи, – что-то найдут...

Нас так запугали партийным диктатом,
что страшно не в ногу шагать с демократом,
так долго стращали нас тридцать седьмым,
что мы вот теперь в девяностых – молчим.

«Не дай Бог, вернутся опять комиссары», –
внушали нам долго, покуда бейтары
всё в тех же кожанках к нам в дом не пришли...
Склонили мы шею опять до земли.

И полнится, полнится рабским молчаньем
страна перед новым своим окончаньем,
и копится в душах разбуженный страх,
и светятся слезы в уставших глазах.

О русская, полная горя равнина!
Такая нам выпала в мире судьбина –
под властью Иуды терпеть и стонать,
и глухо рожденье свое проклинать...
5 октября 1993

ВОЙНА



В детских померкших глазах –
слезы, налитые кровью...
Азербайджан, Карабах,
Грузия и Приднестровье.

В черном затменье страна.
Зомби рычат озверело.
Танки, ОМОН, ордена,
трупы, проклятья, расстрелы.

Горя немереный груз...
Бледные, скорбные лица...
Там, где разорван Союз,
кровь человечья струится.
Октябрь 1993


    * * *
Что говорить, когда в душе – проклятья,
когда забыты радость и любовь,
когда пусты слова: «все люди братья»,
когда не вся с асфальта смыта кровь,
когда с экранов, злобою смердящих,
рычат подобья человечьих лиц,
когда поносит русских телеящик
и награждают золотом убийц,
когда сквозь все цензурные пробелы
зияют их преступные дела...
О чем писать, когда в Москве – расстрелы,
и в куче трупов – детские тела?..
10 октября 1993


    * * *
Слишком рано они улыбаются
и торопятся всё позабыть,
ни о чем не жалеют, не каются...
Нам понятна их подлая прыть.
Слишком быстро они успокоились,
как ни в чем не бывало, – опять
в новых масках и креслах освоились,
смертный страх постаравшись унять.
Все пред нами свои преступления –
верят – смогут они утаить...
Нам осталось одно утешение:
ничего никому не простить.
19 октября 1993

ЧЕРНЫЙ ДОМ



Исподлобья взгляд несмелый,
свечи и цветы кругом...
дом Советов, белый-белый, –
разбомбленный черный дом.
демократы, автоматы,
сумасшедший белый свет,
в касках русские солдаты,
пуль свистящих красный след...
Что ж вы, гады, в самом деле...
Всех расстрелянных – сожгут...
Мы стояли две недели,
в дождь и снег стояли тут.
А какие песни пели,
ёжась над костром ночным!..
Что ж вы, гады, в самом деле:
разрывными – по своим...
Бэтээры, кровь и стоны,
лиц погасшие черты...
Здесь теперь – цветы, иконы,
свечи, слезы и цветы...
демократы, депутаты...
Тщетно сына ищет мать...
Где ж вы, бравые солдаты?
Приходите пострелять...
Нас еще в России много –
не утративших корней,
и следят за нами строго
дерьмократы всех мастей.
дышит смерть в их липких лапах,
встал ОМОН зверьем тупым...

Стадиона трупный запах,
белый дом как черный дым...
19 октября 1993

13 НОЯБРЬ 1993 ГОДА



Стояли с непокрытой головой
под высотой небесного знаменья...*
Ребят погибших день сороковой
совпал с моим печальным днем рожденья.

Сгоревший дом – как траурная тень...
Он был ушедшим им уже не виден...
На Красной Пресне в этот скорбный день
со всеми плакал я на панихиде.

Их назывались Богу имена,
и хор церковный повторял молитву.
Я знал: на небесах идет война,
и вслед за ними – мы пойдем на битву...

Морозный снег искрился на траве,
пропитанной непокоренной кровью.
Молились мы в запуганной Москве
наперекор всевластному злословью.

Все это было, как в тревожном сне:
мерцали свечи в хвойных лапах ели,
на стадиона каменной стене
в пробоинах от пуль цветы алели...

Они стояли здесь тринадцать дней,
и вот – ушли, оплаканные нами,
расстрелянные армией своей
за то, что не желали жить рабами.

Нас ждет тоска немереных дорог,
нас в прах испепелят иные грозы...
Вчера закон был с нами, нынче – Бог.
И в этот день Он видел наши слезы...
Ноябрь 1993
_________
* В этот день над Красной Пресней многие люди были свидетелями видения в небесах образа Пресвятой Богородицы.

ВРАГИ



Каски, дубинки, щиты, автоматы...
Слезы и кровь ветеранов седых...
Злобно глядят черномырдные хваты,
всё нам известно отныне про них.

Ведаем, сколько им дали на лапу...
Знаем подков их асфальтовый звон...
В ряд со словами «ЧК» и «гестапо»
встало фашистское слово «ОМОН».

Рожи преступные в синих беретах...
Белой колючки стальные круги...
Русские сволочи в бронежилетах –
самые подлые наши враги.
25 ноября 1993

Г О И



Нас вихри смертные кружили,
и долго им еще кружить...
Мы десять лет страну крушили
и до таких времен дожили,
что лучше вовсе и не жить.

К стране безжалостны мы были,
за что же нас теперь жалеть?
Глуша тоску, мы вусмертъ пили...
Как ныне нам восстать из пыли,
чтоб в черном вихре не истлеть?

Страны великой отщепенцы,
с души отвагу соскребя,
мы стали вдруг непротивленцы...
Но показали нам чеченцы,
как нужно драться за себя.

Победы дедовской подранки,
врага не признаем в упор.
Мы на словах умны по пьянке,
но поджигать, как свечки, танки
не научились до сих пор...

С годами дурь свою утроив,
ни в чем не ведая вины,
не патриоты, не герои,
трусливо ждем чего-то, гои,
мы – население страны...
31 января 1995

ВЕЛЕНЬЕ ВРЕМЕНИ


    Молчи, бессмысленный народ…
       А.С. Пушкин

Одно стремленье нас ведет
во тьме всеобщего бедлама,
одно желанье сердце жжет:
избавить Родину от срама.
Покуда ВОР с экрана врет
о скором нашем процветанье,
молчит бессмысленный народ,
отдав страну на поруганье.
Ему уже на все плевать,
ему бы тихо отсидеться,
да спекульнуть иль своровать,
дешевой водочкой согреться.
Но должен каждый патриот
услышать времени веленье:
пока он смело не сожмет
в своих руках гранатомет, –
никто не даст нам избавленья.
1 февраля 1995

РУССКИЕ БОМБЫ



Кружатся чеченцы в предсмертном дурмане...
Столица – в руинах, станицы – в огне...
Того, что мелькает на телеэкране,
мы в самом кошмарном не видели сне.
Стираются в памяти многие беды,
но мы не забудем уже никогда,
как яростно через полвека Победы
бомбили российские города.
Поверив безродным лжецам безрассудно,
обрекшие молча страну на разгром,
живем мы в кромешном театре абсурда,
а в стенах кремлевских – закрытый дурдом.
А в городе Грозном на улицах узких
негрозные танки уныло дымят,
а в городе Грозном на улицах русских –
безглазые трупы российских солдат.
А в Грозном в подвалах – голодные дети,
от русских снарядов спасенья им нет.
Ну кто им в кремлевском дурдоме ответит,
зачем их родили на божеский свет?
Чеченская пуля и русская пуля,
как ветер, в оконных проемах свистят.
Чечня и Россия в кровавом разгуле
друг дружке за всё наболевшее мстят.
Отмщенья полны ингуши и абхазцы...
Закружит свинцовая всех круговерть...
В борделях московских гуляют кавказцы,
а в Грозном гуляет по улицам смерть.
В бесовском коварстве чьего-то расчета
мы ввергнуты все в неосознанный ад...
И Грозный штурмует морская пехота,
и русские бомбы на русских летят...
6 февраля 1995