Николай Николаевич Ге 1831 - 1894 гг.
Н.Н. Ге. Автопортрет 1893 г.
Произведения Н. Н. Ге на галерее сайта
Тайная вечеря
«Тайная вечеря». 1863 г.
Николай Николаевич Ге был настолько увлекающимся человеком, что многих приводил в недоумение. Он даже в Академию художеств поступил как-то вдруг: учился в Петербургском университете на математическом факультете, но увидел брюлловскую «Помпею», и –– прощай университет! За несколько месяцев из благополучного юноши превратился в художника, имеющего одно пальто на все времена года.
Сын воронежского помещика, всегда при больших деньгах, Ге отдавал их неимущим друзьям, сам питался в грошовой кухмистерской, а одежду довел до такой степени ветхости, что иные знакомые не желали показываться с ним на улице.
Когда в 1857 году Николай Ге окончил учебу, у него был один Бог –– Брюллов. Мудрено ли? Все классы, коридоры, лестницы Академии художеств были заполнены Брюлловым: этюдами, суждениями, изречениями Брюллова, рассказами о Брюллове, анекдотами о Брюллове… Один бог восседал на Олимпе –– Карл Павлович Брюллов!
Ге хотелось взлететь подобно своему кумиру. Начал несколько картин, но ничего значительного не вышло. Уехал в Италию. Однако и там ничего не получалось. Тогда решил бросить живопись, вернуться в Россию и заявить, что у него нет таланта, ошибся…
И вот, когда казалось, что впереди беспросветно, ему вдруг открылось! Ге читал Евангелие: всем известную и много раз замеченную художниками сцену тайной вечери –– последней встречи Иисуса Христа со своими учениками, когда Иисус произнес роковые слова: «Истинно, истинно говорю вам, что один из вас предаст меня».
Предательство Иуды было традиционным академическим сюжетом на евангельскую тему. Один из учеников Христа, Иуда Искариот, за 30 сребреников предал своего учителя его врагам, сообщив, что Христос с остальными учениками должен быть ночью в Гефсиманском саду, и там Его можно задержать. Иуда сам вызвался указать путь страже.
«… Ах, какая то была страшная ночь! До чрезвычайности унылая, длинная ночь! Во время тайной вечери апостол Петр сказал Иисусу:
–– С Тобой я готов и в темницу, и на смерть.
А Господь ему на это:
–– Говорю тебе, Петр, не пропоет сегодня петух, как ты трижды отречешься от меня.
После вечери Иисус смертельно тосковал в Гефсиманском саду и молился, а бедный Петр истомился душой, ослабел, веки у него отяжелели, и он никак не мог побороть сна. Спал. И в ту же ночь Иуда поцеловал Иисуса, поцелуем указав его мучителям. Связанного Иисуса вели к первосвященнику и били, а Петр, изнеможенный, замученный тоской и тревогой, не выспавшийся, предчувствуя, что вот-вот на земле произойдет нечто ужасное, шел вслед… Он страстно, без памяти любил Иисуса и теперь видел издали, как его били.
Пришли к первосвященнику. Иисуса стали допрашивать, а работники тем временем развели среди двора огонь, потому что было холодно, и грелись. С ними около костра стоял Петр и тоже грелся. Одна женщина, увидев его, сказала:
–– И этот был с Иисусом, –– то есть, что и его, мол, нужно вести к допросу.
Все работники, что находились возле огня, подозрительно и сурово поглядели на Петра, он смутился и сказал:
–– Я не знаю его.
Немного погодя кто-то снова узнал в Петре одного из учеников Иисуса и сказал:
–– И ты из них.
Но он опять отрекся.
И в третий раз кто-то обратился к нему:
–– Да не тебя ли я видел сегодня с ним в саду?
Он в третий раз отрекся. После этого запел петух, и Петр, взглянув издали на Иисуса, вспомнил слова, которые он сказал ему на вечери… Вспомнил, очнулся, пошел со двора, и горько-горько заплакал».
И все же апостол Петр, трижды за одну ночь отрекшийся от своего учителя, не свернул с его пути. Пошел дальше. Позорная кличка предателя навеки осталась за Иудой.
Ге взволновало не предательство, а разрыв. Иуда –– не мелкий негодяй, который со страху или из корысти предал своего учителя. Такого Иисус не сделал бы своим апостолом –– посланником для распространения нового учения. В том-то и трагедия Иисуса, что Иуда был доселе учеником и верным его спутником, одним из двенадцати избранных, таким же, как Иоанн или Петр. Нужно очень верить, когда идешь по воде. Иуда усомнился –– надо ли идти до конца? –– и пошел ко дну.
Николай Николаевич в своей картине решил представить момент тайной вечери, когда Христос сказал ученикам:
–– Один из вас предаст меня.
Иуда спросил:
–– Уж не я ли?
–– Что делаешь, делай скорее, –– ответил ему Иисус.
Ге вдохновенно взялся за работу. Он, который вчера только отбрасывал кисть и повторял слова Брюллова: «Лучше ничего не сказать, чем сказать ничего», теперь горел, как в лихорадке. А все потому, что увидел там, где и не искал!
Он вылепил глиняных персонажей картины, нашел нужный угол обзора, и «Тайная вечеря» была подмалевана за неделю. Ге словно увидел минутой позже тех, кто писал этот эпизод до него. Роковые слова не только произнесены, они уже пройденный шаг. Совершается роковое действо. Близ Иисуса лежит Иоанн: он все понял, но не в состоянии поверить возможности такого разрыва. Вскакивает Петр, –– он тоже понял и пришел в негодование –– он горячий человек. Остальные апостолы думают, что Учитель просит Иуду сходить и прикупить еще еды. Уход Иуды незаметен.
Художнику некогда было даже остановить мгновение –– рассказать о каждом из учеников Христа. Да и нужно ли? Через час, когда придут арестовывать Иисуса, апостолы разбегутся со страху.
Николай Николаевич писал запойно. Приходил в мастерскую, садился напротив картины, крутил папироску, искоса разглядывал холст, дымил… Потом резко вставал; обжигая пальцы, гасил папиросу и, теряя туфли, спешил к холсту.
По ночам ему снилась его картина, он просыпался от страха: так ли он делает? Бежал в мастерскую.
Случайно однажды оставил лампу-лючерню возле глиняной композиции. Когда оглянулся, то был поражен неожиданностью освещения! Ничуть не боясь испортить почти готовое полотно, переписал его заново.
Когда картина была выставлена в Петербурге, всех поразила драматическая взволнованность и смелая постановка философско-этической проблемы. Ге нашел в «Евангелии» отклик своим мыслям, своим чувствам и ближе всех подошел к воплощению трагедии последних дней земной жизни Христа.
За десять тысяч рублей «Тайную вечерю» купил император Александр II. Руководство Академии художеств, несмотря на разрыв Николая Ге с академическими канонами, присвоило ему звание профессора. Впоследствии он будет наставлять своих учеников:
–– Никогда, слышите, никогда никто не должен подражать манере другого! Вы лишь устанете и отчаетесь.
Сам он, осмыслив по-своему тысячелетний сюжет, стал независимым и неповторимым
Петр и Алексей
Прожив в Италии еще несколько лет, Ге вернулся в Санкт-Петербург, поселившись на Васильевском острове. Темой для нового произведения он выбрал трагический эпизод русской истории –– столкновение двух правд: правды отца и правды сына.
Отношения Петра I и его сына Алексея не отличались теплотой, –– Петр был охвачен идеей создать из боярской Руси мощное европейское государство, а сын был привержен старым устоям. Но Алексей –– наследник, и с семнадцати лет отец давал ему поручения, чтобы тот понемногу вникал в дела. Слабая душа царевича страшилась могучей воли Петра, и он выполнял его указания.
Укрепляя международный авторитет России, Петр женил Алексея на принцессе Шарлотте –– близкой родственнице императора Священной Римской империи. Однако уже через год сам обвенчался с бывшей наложницей Мартой Скавронской (при крещении получившей имя Екатерина).
Екатерина, надеясь родить Петру I сына, умышленно искажала всякое слово царевича Алексея. Сообщала Петру, что царевич его ненавидит, слушать не хочет, а хочет бежать за границу.
Гром над головой Алексея прогремел в 1715 году. Шарлотта родила мальчика (будущего императора Петра II), но заболела и вскоре скончалась. Через несколько дней родила сына Екатерина (ребенок прожил не полных четыре года).
В день погребения Шарлоты, Петр публично вручил Алексею письмо, начинающееся словами «Объявление сыну моему». В письме царевич обвинялся в полнейшей неспособности к государственным делам, царь требовал, чтобы он исправился либо постригся в монахи, в противном же случае, обещал ему поступить как «с злодеем».
Алексей согласился уйти в монастырь, хотя понимали оба –– монашеский сан не лишит царевича быть законным наследником трона. Кто бы ни стал во главе государства, живой царевич будет ему помехой.
При активной поддержке начальника петербургского адмиралтейства Алексей тайно уехал в Вену, забрав и любовницу –– дворовую девушку Вяземских –– Ефросинью. С того момента участь его была решена. В Вене царевич просил защитить его от Петра, был даже не против вступления в Россию австрийских войск, однако Австрия не решилась. «Для нас не является возможным добиться определенного успеха в землях самого царя, и нам в действительности известно, что этот царевич не имеет ни достаточной храбрости, ни достаточного ума», –– писал вице-канцлер императору Карлу.
Алексея тайно перевезли в Неаполь, где под защитой римского императора он стал дожидаться смерти отца, сильно болевшего в ту пору.
Но Петр пока умирать не думал. Он вел активные поиски сына. Наконец русская разведка выследила местонахождения Алексея, потребовав выдачи царевича. Римский император категорически отказал, но разрешил допустить к Алексею Петра Толстого. Тот отдал ему письмо.
«Я тебя обнадеживаю и обещаюсь Богом и судом Его, что никакого наказания тебе не будет, но лучшую любовь покажу тебе, ежели воли моей послушаешь и возвратишься», –– обещал сыну Петр.
Письмо не заставило Алексея вернуться домой, он не верил отцу. Тогда хитроумный Толстой решился на подкуп одного из австрийских чиновников, чтобы тот «по секрету» сказал Алексею, что его выдача русскому государю — вопрос решенный.
Царевич был вынужден возвратиться в Россию. Тлела надежда, что, может, отец простит. Морозным январским утром 1718 года черный возок переехал русскую границу. Тайный советник Петр Андреевич Толстой был доволен. Что ж, не зря говорил ему царь: «Голова, голова, кабы не так умна ты была, давно бы я отрубить тебе велел». 31 января Алексея доставили в Москву. Отец его ждал.
Петру Толстому «за показанную так великую службу не токмо мне, но паче ко всему отечеству» было пожаловано поместье в Переяславском уезде. Царевичу Алексею обещанного прощения не дали, –– учинили допрос:
–– Всех, всех открой, кто замышляет против царя! Здесь и за границей!
Хватали виновных и подозрительных, пытали в застенках. Казнили. При пытках узнавали всё новые имена: одних висящие на дыбе называли сами, других, потому что судьи того хотели. Постриженную в монахини царицу Евдокию –– мать царевича Алексея, законную свою жену –– Петр приказал сослать в Ладожский монастырь. Близких ее людей –– казнить.
Алексея повезли в Успенский собор и заставили подписать отречение от наследства. Петр не отпускал его с глаз. Покончив с трудными и жестокими московскими делами, увез сына в Петербург. Там царевич валялся в ногах у государыни Екатерины, обещал, что уедет в деревню, молил, чтобы дозволила обвенчаться с возлюбленной Ефросиньюшкой, которую при дворе брезгливо называли «девкой Ефросиньей». Но ведь и та, что сейчас занимала на троне место его матери, тоже была девка –– пленная немецкая девка. Царевич просил ее слезно, она посмеивалась.
Ефросиньюшка приехала из-за границы 20-го апреля, и прямо с дороги ее завернули в Петропавловскую крепость. Через три дня начался допрос. «Нетвердою рукою» отвечая на вопросы, она удивительно твердо и точно сообщила все, что желали от нее знать. Да, царевич на отца беспрестанно жаловался, говорил, что хочет лишить его жизни. И еще (самое страшное!) говорил, что как только станет царем, все будет иначе. «Я-де старых всех переведу, а изберу себе новых, и тогда буду жить в Москве, а Петербург оставлю просто город».
Петр видел своей задачей обновление России, а это –– дело движущееся и развивающееся. Раз, начав его, останавливаться нельзя. Он не боялся, что сын свергнет его с престола, он боялся, что после смерти некому будет продолжить начатое им дело. Да, Алексей –– противник!
Петр взял царевича в Петергоф и допросил сам.
Николай Николаевич Ге из всей истории петровского царствования выбрал для своей картины эпизод едва ли не самый мрачный и драматический. Царь-убийца, сыноубийца! И не в порыве бешенства убил, не пришел в безумство от содеянного, не каялся исступленно. Убил расчетливо. Неверными посулами вывез сына из-за границы, сам допрашивал, сам предрешил судьбу, открыто –– через особый суд –– приговорил к смерти, а после приговора опять пытал! И не каялся. Хоть страдал, наверное, но не желал никому выказывать тяжкую отцовскую скорбь.
В набросках картины Ге прожил с Петром момент, предшествовавший тому, который потом передал на холсте. Уже все решено для Петра, для Алексея. Слова сказаны и судьбы определены. В бумагах, брошенных на столе (наверное, это страшные для царевича показания «Ефросиньюшки»), ощутима ненужность. Один исписанный лист упал на пол, к ногам Петра. Бумаги кончили говорить. Люди кончили говорить. Говорят глаза. Отец поднял голову, до того опущенную в мучительном поиске решения, вглядывается в сына. Тяжелая кроваво-красная скатерть подчеркивает отдельность этих трагически связанных жизнью людей.
28 ноября 1871 года в Петербурге открылась Первая выставка художников-передвижников. «Мы открыли выставку, и она имеет успех, по крайней мере, весь Петербург говорит об этом, –– сообщал Крамской художнику Васильеву. –– Это самая крупная городская новость, если верить газетам».
На выставке среди множества превосходных полотен была картина Ге «Петр I и его сын Алексей». Картина произвела на зрителей громадное впечатление! Александр II тут же заказал для себя ее повторение.
Газеты писали, что «всякий, кто видел эти две простые фигуры, должен будет сознаться, что он был свидетелем одной из тех потрясающих драм, которые никогда не изглаживаются из памяти».
Николай Николаевич искренне верил в воздействие искусства на человека: «Я художник, –– говорил он, –– а этот дар не для пустяков».
Что есть истина?
Но Ге не был бы Ге, если бы изменил своей натуре. Через четыре года после триумфа картины «Петр I и Алексей» он вдруг усомнился в своих способностях живописца, без сожаления бросил Петербург и уехал на хутор в Черниговскую губернию заниматься сельским хозяйством. Искусно клал печи в мужицких домах, разъяснял нищим Евангелие –– и делал все с таким же подъемом и удовольствием, с каким раньше вел в Петербурге светские беседы и устраивал выставки.
Живопись он забросил, лишь изредка писал для заработка портреты, при этом стоимость их едва окупала расходы на кисти и краски.
И только в 1882 году, познакомившись с Львом Николаевичем Толстым, увлекшись его личностью, Ге возвратился к палитре, став кумиром художественной молодежи России.
Свою живопись Николай Николаевич посвящал теперь исключительно библейской тематике, воспринимаемой им как вечная борьба Добра со Злом при неизменном торжестве Зла. Неприглядность этого торжества он изображал на своих полотнах, не боясь преступать границы художественности, минуя всяческие нормы и условности.
В 1890 году на Восемнадцатой передвижной выставке Ге представил картину «Что есть истина?» В Евангелии от Иоанна говорится, что на другой день, после того как Иуда предал Иисуса, первосвященники и старейшины Израиля постановили предать Иисуса смерти. Связали Ему руки и отвели к Пилату –– римскому наместнику в Иудее.
–– В чем вы обвиняете этого человека? –– спросил Понтий Пилат.
–– Он развращает народ, проповедуя ересь:
«не собирай себе сокровищ на земле, но собирай себе сокровища на небе, ибо, где сокровища ваши, там будет и сердце ваше»;
«не творите милостыни вашей перед людьми с тем, чтобы они видели вас: не будет вам награды от Отца Небесного»;
«как хотите чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними»;
«входите тесными вратами; потому что широки врата и пространен путь, ведущие в погибель».
Пилат спросил Христа, почему он это проповедует? Христос ответил: «Я есмь путь и истина и жизнь; никто не приходит к Отцу, как только через Меня». Пилат принадлежал к той категории римлян, которые постоянно видели вокруг себя лицемерие и презрение к справедливости, поэтому, удаляясь для решения участи Христа, с циничной усмешкой бросил ему:
–– Что есть истина?
Христос промолчал. Давать ответ было бессмысленно: истина не «что», а «Кто». Она живая, она стояла перед Пилатом, но ему это и в голову не приходило.
Не усмотрев в поведении Христа ничего, за что стоило бы казнить, Пилат вернулся к иудеям, объявив о своем решении отпустить его. Но иудейский народ, столпившийся у претории, закричал:
–– Смерть ему! А отпусти Варавву! (убийцу).
На выставке картина «Что есть истина?» стала сенсацией. Толпы людей осаждали ее.
Голоса разделились. Одни зрители были в восторге, другие –– в гневе. Все привыкли к красивому облику Христа, а здесь он –– избитый, оплеванный, униженный после ночного глумления над ним, но непоколебимый.
–– Это первый Христос, которого я понимаю, –– признался писатель Лесков.
Ге считал, что во встрече Пилата с Христом нельзя писать «красивого» Христа. Он верил в историческое существование Христа, и трактовал его как живого, страдающего человека.
Александр III назвал картину отвратительной, приказав убрать с выставки. Один из поклонников Ге повез картину в Европу, но ее чисто русский психологизм оказался Западу не интересен. Лев Толстой написал Третьякову: «Лет через сто иностранцы попадут, наконец, на ту простую, ясную и гениальную точку зрения, на которой стоит Ге».
Николай Николаевич шел в искусстве совершенно самостоятельно, отыскивая в сюжетах свою мысль, свое чувство. Увлекаясь работой, незаметно для самого себя стирал границу между искусством и психологией. Судьба его художественных полотен была драматична, как его собственная судьба. Картина «Выход Христа с учениками с тайной вечери в Гефсиманский сад» –– одно их лучших произведений русской живописи –– подверглась критике церковной цензуры. «Что есть истина?» была снята с выставки за кощунство в изображении Христа. Картина «Повинен смерти!» не была допущена на академическую выставку, и публика увидела ее лишь после смерти Ге. Он скончался в 1894 году у себя на хуторе.