Портрет Евграфа Давыдова
В 1809 г. Академия художеств направила Ореста в Москву быть при скульпторе И. П. Мартосе во время его работы над монументом Минину и Пожарскому. Москва меценатов, патриотов, радетелей отечественной культуры приняла талантливого художника с распростертыми объятьями. В первый же год Орест познакомился с Василием Давыдовым –– отставным военным, чья служба была пресечена Павлом I, как это случилось со многими дворянами не угодными Павлу.
Орест еще в Петербурге был наслышан о старшем сыне Давыдова –– Денисе, который служил в кавалергардах и приобрёл большую известность своей храбростью и стихотворным даром. Был славен и младший сын Давыдова –– Евдоким. Во время сражения при Аустерлице Евдоким получил семь ран: пять саблей, одну пулевую и одну штыковую. Его подобрали французы, отправили в город Брюн, где находилась главная квартира Наполеона, и поместили в госпиталь.
Когда лазарет посетил Наполеон, увидел забинтованного с ног до головы русского офицера, он спросил:
–– Сколько ран, мосье?
–– Семь, ваше величество, –– ответил Евдоким
–– Столько же знаков чести! –– бросил Наполеон эффектную фразу, о которой газетчики раструбили по всей Европе.
Долечивался Евдоким во Франции, на берегах Роны. Едва встав на ноги, вернулся в Россию.
Денис и Евдоким были гордостью русской армии. Не отставал от них и двоюродный брат Евграф, тоже гусар, тоже вкусивший порохового дыма.
Все они были храбрецы, люди доблести, чести –– цвет русского офицерства, удивительным образом соединившего в себе бесшабашную удаль, молодечество и непоколебимую верность долгу. Познакомившись с Евграфом Давыдовым, Кипренский сразу решил написать программную картину. Именно картину, как он потом и называл свое детище, а не просто портрет молодого гусарского полковника. Накопленный к тому времени опыт в портретной живописи позволял надеяться на успех.
Художник вложил в картину всю свою душу! Писал свежо, широко, законченно. Фигура Евграфа была взята в полный рост. Полковник стоит подбоченясь, опершись на саблю, сияет золотое шитье на парадном мундире, кивер небрежно брошен на каменный выступ… А обстановка проста, как в стихах Дениса Давыдова:
Он –– гусар, и не пускает
Мишурою пыль в глаза;
У него, брат, заменяет
Все диваны –– куль овса.
Кипренский давно уже понял, что чувства, внушаемые человеком, с которого пишешь портрет, должны составлять главное достоинство изображения. Но не всегда рисковал признаваться в этом на полотне. И лишь когда ничто не мешало ему это сделать, выходили подлинные шедевры, которым суждено было стать основополагающими вехами в отечественном портретном искусстве.
Так случилось с портретом Евграфа Давыдова. Этот образ стал символом русского офицерства тех лет.
Одним ожесточеньем воли
Вы брали сердце и скалу, —
Цари на каждом бранном поле
И на балу.
Вам все вершины были малы
И мягок — самый черствый хлеб,
О, молодые генералы
Своих судеб!
Три сотн побеждало — трое!
Лишь мёртвый не вставал с земли.
Вы были дети и герои,
Вы всё могли.
Так напишет через сто лет Марина Цветаева.
Этой блистательной молодежи надлежало отстоять честь и независимость России, переломить хребет Наполеону, покорившему всю Европу.
Но Кипренский не указал, что портрет написан с Евграфа Давыдова (это было и так всем известно), поэтому спустя годы, когда уже Кипренского и Евграфа не было в живых, стали считать, что на портрете легендарный Денис Давыдов. Только в сороковых годах двадцатого века историк-искусствовед Э. Н. Ацаркина обнаружила в архиве документ, по которому удалось установить настоящую личность портретируемого.
В Москве Кипренский работал так много, что граф Ростопчин писал в Петербург: «Он почти помешался от работы». Задуманное и решенное для себя Орест отстаивал до последнего истощения сил. На его полотнах была без утайки вся жизнь позировавших ему людей. «Кто сказал, что чутье нас обманывает?» –– спрашивал он в своем «философском альбоме». Угадать глубинную сущность человека, с которого пишешь портрет, было еще одной гранью его таланта. И всё же Кипренский редко бывал доволен собой. Его творчество требовало простора, хотелось в Италию, в Рим –– вторую родину живописцев, где в галереях картины великих художников мира. Ещё при окончании Академии, Орест получил Большую золотую медаль и право на заграничную поездку, но границы были закрыты –– по Европе шла армия Наполеона.
В марте 1812 года Орест вернулся в Петербург. Вернулся признанным мастером, слух о котором проник даже в Западную Европу. Вся столица заговорила о «волшебном карандаше» Кипренского. Лёгкость, с которой он создавал свои карандашные портреты, казалась чудом. Орест получил звание академика, и самые именитые люди Петербурга почитали за честь позировать ему. Он стал повсюду желанным гостем: обаятельный, весёлый, крайне добродушный человек, блестящий художник, и к тому же почти профессионально занимавшийся математикой, естественными науками и литературой.
В июне 1812 года в Россию вторглась многотысячная вражеская армия. Из Петербурга пошли навстречу ей гвардейские полки и отряды ополченцев. Весь русский народ напряжённо следил за событиями на фронте, глубоко переживая отступление русских войск. Только 31 августа газеты оповестили о сражении при Бородине и о донесении Кутузова императору: «Войска сражались с неимоверною храбростью: батареи переходили из рук в руки, и кончилось тем, что неприятель нигде не выиграл ни на шаг земли с превосходными своими силами».
Это ещё не была победа, но русская армия показала, на что способна!
В октябре «непобедимое воинство» Наполеона потащилось назад, бросая оружие, мародёрствуя по пути, замерзая, проклиная Россию и русских!