Последний день Помпеи
Два года Брюллов вынашивал замысел картины «Гибель Помпеи». Финансирование взял на себя Анатолий Демидов, обладатель колоссальных богатств, владелец заводов и фабрик в России и за границей.
Положив в основу действительное событие, Карл Павлович старался передать дух и атмосферу той страшной ночи. Молнии разверзли небеса, огнедышащая лава кипящим потоком низвергается по склону вулкана. Мечутся и ржут испуганные кони. С высоты падают статуи богов и императоров.
Брюллову удалось придумать общую эффектную группировку, и он легко справился с колоссальной задачей. Он срисовывал одного натурщика за другим прямо на холст, и превосходно по перспективе выстраивал строго археологический пейзаж. Некоторые фигуры изображал в тех самых позах, какие видел в пустотах застывшей лавы: мать с дочерьми и упавшая с колесницы женщина.
В Петербурге знали о картине Брюллова. Те, кто побывал в Риме, кому довелось видеть художника за работой, рассказывали, что он почти не отходит от холста, случается, обессилевшего, его выносят на руках из мастерской.
После одиннадцати месяцев беспрерывного труда, не считая двух лет подготовки, Брюллов закончил прорисовку картины. Понадобилось еще два года, чтобы завершить ее.
«...Чудные моменты пережил я, писавши эту картину! И как теперь вижу стоящего перед нею маститого старца Камуччини. Пришел он ко мне в мастерскую на Виа Сан Клавдио и, постояв несколько минут перед картиной, обнял меня и сказал: «Обними меня, Колосс!»
Наконец мастерская была открыта для публики, и публика повалила! «Помпея» поражала сюжетом, впечатляла декорациями и хоровыми массами, освещением и печальной судьбой действующих лиц. По свидетельству Г. Г. Гагарина, «успех картины «Гибель Помпеи» был, можно сказать, единственный, какой когда-либо встречается в жизни художника».
Произведение вызвало в Италии безграничный энтузиазм. Города, где выставлялась картина, устраивали Брюллову торжественные приемы; ему посвящали стихи, его носили по улицам с музыкой, цветами и факелами. Везде его принимали с почетом как торжествующего гения, всеми понятого и оцененного.
После Италии картина была выставлена во Франции. И здесь успех был огромным. Английский писатель Бульвер-Литтон испытал настоящее потрясение, и взялся за роман «Последние дни Помпеи».
В Петербург картина прибыла в 1834 году. Сам Карл Павлович уехал на Восток путешествовать.
Принёс ты мирные трофеи
С собой в отеческую сень,
И стал «Последний день Помпеи» ––
Для русской кисти первый день!
(Е. Баратынский)
Стоял август. У подъезда императорской Академии художеств было не протолкнуться. Жаждущие с трудом пробирались в Античный зал, где висела «Помпея». Решётка отделяла картину от публики. Конечно, зрители представляли, что увидят нечто колоссальное, но то, что увидели, превзошло все возможные ожидания. На полотне в тридцать квадратных метров вживую, казалось, происходит ужасающая трагедия!
Анатолий Демидов, владелец «Помпеи», подарил ее Николаю I, а тот передал полотно Академии художеств как руководство для живописцев. (После открытия Русского музея в 1895 году, картина переехала туда, и к ней получила доступ широкая публика).
Когда Брюллов вернулся из путешествия, он был провозглашен в России первым художником. Николай I наградил его лавровым венком и назвал Карлом Великим. Академия присвоила ему звание младшего профессора (до старшего, прославленный на всю Европу мастер не дотянул). Вельможи наперебой торопились заполучить его к себе, но Брюллов не любил званых обедов, говорил: «Лучше щей горшок да каша, зато дома, среди друзей».
Работая теперь в Академии, Карл Павлович бережно пестовал молодые таланты. Поправляя этюды, говорил: «Искусство начинается там, где начинается чуть-чуть». Ученики приходили и на квартиру к нему, где в дружеской обстановке велись беседы о литературе и искусстве. Чтобы освободить Тараса Шевченко (художника и будущего известного поэта) из крепостной неволи, Брюллов написал портрет Жуковского; продал, и на полученные деньги выкупил своего ученика. Потом уже так и пошло: один портрет –– один ученик.
Известность Брюллова как живописца росла с неимоверной скоростью. Картина «Гибель Помпеи» во множестве копий и репродукций расходилась по России. Случались даже курьезы. Так однажды, прогуливаясь с друзьями, художник увидел балаган с вывеской: «Панорама Последнего дня Помпеи». Зашел, и рассмеялся:
–– «Помпея» никуда не годится!
На что содержательница балагана ответила с обидой и возмущением:
–– Извините, сам художник Брюллов был у меня, когда панорама находилась в Париже!
Значение Брюллова было необъятно для его современников. Маститые живописцы, подстегнутые им, его мировой мгновенной известностью, рвались наперегонки создать вторую «Помпею», это стало их горячей мечтой. Умеренные юноши тоже решили, что если им не дойти до самого Брюллова, то хотя бы попасть в его свиту. Но творчество Брюллова явилось завершением русского классицизма, дальнейший путь в этом направлении вел к бесплодному подражательству. «Помпея» от имени классицизма сказала всё, завершила классицизм с блеском, и в этом ее непреходящая ценность. Да и сам Карл Павлович не столько осознанно, сколько угадав, показал в картине сокрушение кумиров –– статуй богов и цезарей, сопоставил жреца-язычника и христианского священника, живого младенца и мертвой матери. Все должно было внушить мысль о неотвратимости гибели старого мира и столь же неизбежной на его руинах новой жизни.