Приложение 17.
Повесть о бою воевод московских с неверным ханом.
Лето 1570 года прошло в тревогах, в ожидании татарского нашествия. Весною 1571 года крымский хан Девлет Гирей с 120 тысячным войском подошел к Московским украинам. К Оке выступили против него московские воеводы с войском, а царь с опричниною пошел в Серпухов. Перебежчики рассказали хану, что Москва - пуста, оставлена без прикрытия, и Девлет-Гирей зашел в тыл расположенному на Оке русскому войску. Царь поспешно отступил в Бронницы, оттуда в Александровскую слободу. Воеводы же поспешили к Москве и пришли к ней за день до прихода татар. Последние, явившись, зажгли предместья. Ясный день и сильный ветер помогли пожару, и Москва, кроме Кремля, сгорела вся. Погибло множество войска и народа, по свидетельствам иностранцев - до восьмисот тысяч, Москва-река не могла проносить мертвых, - нарочно были поставлены люди спускать трупы по реке. Хан ушел без осады Кремля, но увел большой полон. Этот разгром был не военной победой крымцев, конечно, а простым наездом. Тем не менее удар был очень чувствителен. Возвращающемуся в Москву царю гонцы Девлет-Гирея подали такую грамоту:
"Жгу и пустошу все из-за Казани и Астрахани, а всего света богатство применяю к праху, надеясь на величество божее. Я пришел на тебя, город твой сжег, хотел венца твоего и головы: но ты не пришел и против нас не встал, а еще хвалишься, что де я Московский государь! Были бы в тебе стыд и дородство, так ты б пришел против нас и стоял. Захочешь с нами душевною мыслию в дружбе быть, так отдай наши юрты - Казань и Астахань; а захочешь казною и деньгами всесветное богатство нам давать - не надобно; желание наше Казань и Астрахань, а государства твоего дороги я видел и опознал".
Рассказ об этом несчастном набеге Девлет-Ги-рея с поэтическими украшениями передает Hoff (издание 1582 года), причем связывает его с именем Михаила Темгрюковича, Черкасского князя. Рассказ этот -очень близок собыитию и основан на сплетнях напуганных очевидцев.
"Всемогущему Богу угодно было исполнить то, что так часто желал деспот: видеть Москву когда-нибудь грудой угля и пепла. Поэтому Господь воздвиг на Москву позабытого было врага, крымских татар, которые выступили в поход в мае 1570 года с 40 тысячами войска. По получении известий, царь собрал возможно большую рать, сам стал во главе с старшим сыном, в надежде, что татары, узнав о его личном присутствии, повернут назад. Однако татары переправились через Оку-реку, и против них выступил воевода князь Михаил Воротынский с земщиной, сколько ее оставалось. Рать была невелика, и князю пришлось отступить. Хан отправил князю ярлык такого содержания: Если Иван действительно настоящий царь Руси, как вечно выставляет это на вид и гордится перед татарами, пусть тогда назначит место, где бы они могли сойтись, как подобает двум царям и врагам. Хан не заставит себя ждать - не даром прошел он 200 миль, желая найти Ивана. Царь был так поражен вызовом и фактом прихода татар, что бежал, минуя Москву и свою кровавую яму - Александровую слободу, до Ярославля. Хан, не получая ответа, расположился в увеселительном дворце села Коломенского, а сыновей отправил разбить стан на Воробьевы горы. Начались поджоги и грабежи. Москва до того горела, что татарам самим пришлось отступить из за огня и дыма. Все деревянные здания сгорели до чиста, - нельзя было найти столба, к чему бы привязать коня. Огонь охватил пороховой склад, и в этом месте взрывом разрушено было до 50 саженей стены со всеми постройками. Сгорели все городские ворота, а людей погибло до 120 тысяч, как потом было сосчитано. Много сбежалось в Москву бедных крестьян, они задохлись или были убиты. Словом - невозможно описать этого бедствия, надо было быть очевидцем. Москва река согрелась от жара, окрасилась кровью. Трупы похоронить было невозможно; по приказанию царя их бросили в реку, но образовалась плотина, вода не могла протекать, и поднялась. Колодцы высохли, и оставшиеся жители, утоляя жажду речною водою, заболевали. Хан сделал свое дело, опустошил еще много близ лежащих мест и удалился, услыхав, что на помощь Москве идет герцог Магнус с 15 тысячами войска. Уходя, он отправил гонца к великому князю, прося не гневаться на то, что он ему наделал и обещая вновь прит-ти скоро.
В это время царь сделал главнокомандующим против татар своего шурина, князя Михаила Темрю-ковича и всем дал знать об этом. Но когда князь ехал к царю и был от него в 6 милях, последний приказал без всякого повода посадить его на кол.".
Гибельное нашествие крымцев, возможность их скорого возвращения, опасность борьбы с Крымом заставили Ивана значительно смягчить тон по отношению к хану: в челобитьях его у нему заметна уступчивость, предупредительность и покорность.
Если сожжение Москвы заставило смириться царя, то для жителей московских жителей печаль и разорение должны были быть еще поразительней. В Москву сбежалось из окрестностей много народа, чтобы укрыться от татар. Во время пожара деваться было некуда: в поле - татары, Кремль заперт. И народ погорел в бесчисленном множестве, теснясь в воротах и на прилегавших к ним улицах. Впечатление было громадно.
Год прошел в переговорах, и летом 1572 года Девлет-Гирей вновь двинулся к Оке с большим войском. С 27 июля по 3 августа на берегу Лопасни, в Молодях, произошел ряд сильных схваток с татарами. Эти схватки и были той самой многодневной битвой, о которой князь Курбский отозвался как о победе, покрывшей славой князя Михаила Ивановича Воротынского. Иван Грозный в это время был в Новгороде на свадьбе у своего шурина Григория Алексеевича Кол-товского, где "тогож лета" жестоко расправлялся с детьми боярскими, "метал в Волхов реку, с камением топил".
Крымцы должны были со срамом покинуть поле сражения, потерявши очень много войска. Переменить тон пришла очередь Девлет-Гирею.
Это отбитие крымского наезда особенно выигрывало как контраст с разгромом 1571 года. Победа была полная, и жители обстраивающейся Москвы должны были особенно ее приветствовать и радоваться.
Об этом событии существует особый рассказ под названием "Повесть о бою воевод московских с неверным ханом".
"В лето 1572-го, июля 23, приходил крымской царь со многими людми, да нагайский мурза Теребер-дий, а с ним нагайских татар на Оку реку. И Теребер-дий мурза с нагайскими татары пришел на Сенкин перевоз в ночь против недели. А об ею сторону Оки реки стояли двести голов детей боярских. И они тех детей боярских разгромили, а плетени изподкопали, да перешли на ею сторону Оки.
А втепоры болшие воеводы стояли против царя от Серпухова три версты. И в июля в понедельник Те-ребердий мурза пришел под Москву и отнял вси дороги около Москвы, а не воевал и не жег.
А в неделю июля 27 крымской царь велел и стреляти из за Оки из полкового снаряду по нашим по русским полком. И государевы воеводы, князь Ми-хайло Иванович Воротынской велел стреляти из за Гуляя города за Оку по татарским полком из пушек. Да того было до вечера два часа. И вечера и тое ночи царь оставил на том месте з две тысячи татар, а велел им с нашими воеводами травитись. А сам ночи тое на том же Сенкине перевозе на ею сторону Оки перешел со всем войском.
И пришла государевым воеводам весть в поне-делник рано, что царь на ею сторону перешел, и князь Михаиле Иванович Воротынской со всеми воеводами в понеделник пошел за царем. В передовом полку воевода князь Дмитрей Иванович Хворостинин. И при-шед на крымской на сторожевой полк с немцы да с стрельцы, и учали с ними дело делати. И с ними многий дети боярскиие, дворяне. Да мчали крымской сторожевой полк до царева полку, а в сторожевой полку были два царевича. А царевичи прибежали к царю и учали говорити: "ТЫ, государь, идеш к Москве, а нас московские люди ззади побили, а на Москве, государь, не без людей ж будет". И царь послал с царевичи нагайских да крымских татар на помочь двенадцат тысяч.
И царевичи с нагайскими татары и с крымцы мчали князя Дмитрея Хворостинина до болшего полку, до князя Михаила Воротынского, до города до Гуляя. И князь Дмитрей поустронился с полком города Гуляя направо. И втепоры князь Михаиле Воротынской из за Гуляя велел стрелцом стрелять из пищалей по татарским полком, а пушкарем из болшого снаряду, из пушек бита. И на том бою нагайских и крымских татар многих безчислено побили.
И царевичи с того дела приехали к царю и учали говорити теж речи: "Ты, государь, идеш к Москве, а московские люди нас побили, нагайских и крымских людей, из снаряду". И от тех речей царь убоялся, к Москве не пошел, а перешел Похру реку, семь верст, да стал в болоте.
А на завтрея понедельника во вторник наши полки с крымскими травились, а съемного бою не было.
Июля 30 в среду нашим полком с крымскими и с нагайскими татары дело было велико и сеча была ве-лика.И божею милостию а государским счастьем на том бою крымских и нагайских татар многих бесчис-лено побили. И нагайского болшего воеводу мурзу Те-ребердия убили. Да на том же деле сын боярской, суздалец Темир Алалыков взял крымского болшего воеводу Дивия Мурзу. И многих мурз поймали. Да крымских же Ширинских князей и трех братов убили. А наших людей боярских убили на том деле человек с сем-десят.
Июля же в четверг государевы воеводы с крымскими травились, а сьемного бою не было.
А в суботу августа 2 царь послал нагайских и крымских татар с царевичи, многих, и многие полки татарские, пеших и конных людей к Гуляю городу вы-бивати Дивия Мурзу из Гуляя, и город велел взята. И татарове, пришед к Гуляю городу, да ималис за стену. И государевы стрелцы тут многих татар побили и рук татарских безчислено обсекли. И князь Михаиле Иванович Воротынской своим болшим полком крымских и нагайских татар обшол долом, а, пошед, приказал пушкарем из снаряду ударяти, изо всех пушек. И как они выстрелили из пушек, и князь Михаиле Иванович Воротынской сзади напустился на крымские полки, а из за Гуляя города князь Дмитрей Хворостинин с немцы и с стрельцы. Да учали с крымскими и нагайски-ми татары дело делати сьемное, и сеча была велика, и божею милостью и государским счастьем на том деле убили царева сына, царевича, да внука царева, Колби-на сына, царевича, и многих мурз и татар живых поймали.
Того ж дни в суботу поздно оставил царь в болоте крымских татар, тысячи с три резвых людей а велел с нашими травитись. А сам тое ночи, против недели августа в день, побежал и тое ночи Оку реку перешел. И на утре государевы воеводы узнали, что царь побежал, и на тех на осталных татар напустились всеми полки, да тех татар до Оки всех побили. Да на Оки царь ж оставил для бережения татар тысячи с две, и наши воеводы и тех татар с тысячю убили, а иные в воду вметались да тонули, а иные за Оку ушли. А государевы воеводы пошли опят по старым станом, на Колрмну и в Серпухов, и по берегом и по перевозом.
С.К. Шамбинаго Песни времени царя Ивана Грозного. Сергиев Посад, 1914.