Михаил Александрович Врубель (1856 – 1910)

 

Автопортрет

Произведения М. Врубеля на галерее сайта

Девочка на фоне персидского ковра

«Сиротой жизни был этот дивный философ-художник, больше чем кто-либо изведавший, что такое «людское непонимание». Он не видел похвал, не видел, что творчество его кому-нибудь нужно. Он предлагал себя, свои богатства, он готов был одарить людей храмами и дворцами, он ничего не просил за это; он молил только, чтобы ему давали выявляться, чтобы освобождали его от бремени вдохновения… Но он был гоним, гоним злобно. Пресса отличалась в первых рядах: уничтожить, растоптать этот чудный дар, не дать ему жить! Михаил Александрович кротко сносил удары. Душа его была чиста, как кристалл. У него не было ни злобы, ни мелкости. Но как часто бывали горьки его глаза!» –– Так писал художник Коровин о своем друге Михаиле Врубеле.

Врубель родился в Омске. Его мать, дочь декабриста Басаргина, умерла, когда Мише исполнилось только 3 года. Отец служил в Омской крепости, затем был переведен в Астрахань, позже в Харьков, потом в Саратов. Рисованию Михаил обучался с детства, и в 1880 году поступил в Петербургскую Академию художеств.

Михаил Александрович был совершенно не приспособлен к жизни. Мог питаться одним только хлебом, мог за вечер спустить сумасшедшие деньги. Обучаясь в Академии художеств, ходил по урокам, добывая себе на жизнь, хотя от отца получал материальную помощь.

В то время в Киеве началась реставрация Кирилловской церкви. Руководил работами преподаватель Академии Адриан Прахов. Опасаясь, что комитет, ведавший денежными средствами, поручит писать образа «какому-нибудь местному богомазу», он поехал в Петербург к Павлу Петровичу Чистякову и попросил порекомендовать талантливого живописца. Чистяков тотчас же назвал Врубеля. Того уговаривать не пришлось.

Когда Врубель приехал в Киев и начал работать в церкви, сразу стало понятно, что это мастер. Прахов отправил его в Венецию для изучения памятников византийского искусства, и, кроме того, написать на цинковых досках четыре алтарных иконы.

Врубель впервые писал на цинке: краски скользили, писать было сложно, и он обратился к Прахову за советом. Проконсультировавшись в Киевском университете, Прахов ответил в письме, что цинковый лист нужно слегка протравить слабым раствором соляной кислоты. После чего Врубель блистательно справился с заданной ему работой.

Вернувшись в Киев и, конечно, без денег, он начал писать на продажу картину. Сообщал сестре Анне: «Я теперь пишу очень красивый этюд с девочки на фоне бархатного ковра –– вот твои двадцать рублей и помогут мне его окончить спокойно; вероятно, удастся его продать руб. за 200-300…»

Так на сестрины деньги и создавался шедевр «Девочка на фоне персидского ковра», стоимость которого теперь миллионы долларов.

О хронической нужде, которую Врубель испытывал в Киеве (впрочем, как и везде), говорит сам выбор модели: Маня Дахнович была дочерью ростовщика, к которому вынужденно захаживал Михаил Александрович. Ковры, бусы, причудливые восточные одежды, изображенные им на картине, –– все это невыкупленные залоги киевского барыги. О, как написал Михаил Александрович Маню! В какие парчовые наряды одел ее! Какими коврами бархатными окружил, одарил украшениями бесценными! Он сделал девочку героиней восточной легенды, закидав ее драгоценностями, парчой и бархатом. Роза почти падает из ее детской руки, отягощенной перстнями.

Врубель был олицетворением страстной жажды красоты в жизни и в искусстве. Он был романтиком, ему просто необходимо было в мире такое, от чего замирает душа, что увлекает все твое существо. «Девочка на фоне персидского ковра» –– рассказ языком живописи о древнем восточном обычае выбирать любовь или смерть. У девочки в левой руке кинжал. Роза и кинжал. Любовь и смерть.

В юности Михаил Александрович увлекался минералогией. Камни раскрывали ему особый мир, мир фантастических богатств, о каких пишут в сказках про подземные царства. Работая над портретом девочки, Врубель превращал краски в «кристаллы», подбирая их, как ювелир, и картина казалась сложенной из драгоценных камней.

Увы, кроме близких друзей художника, оценить эту чудо оказалось некому. Да вот еще отец девочки, как-то угадав, что художник сотворил нечто необыкновенное, повесил картину на самом видном месте в доме. Но…не заплатил за нее. Тогда Михаил Александрович забрал свое полотно. Трижды выставлял его на аукцион, пока, наконец, не купил меценат Терещенко.

Ценители же искусства лишь спустя многие годы признали «Девочку на фоне персидского ковра» величайшим шедевром, и картина украсила собой Музей русского искусства в Киеве.

Принцесса Грёза

Осенью 1889 года Врубель закончил работу в Кирилловской церкви, обновив более ста изображений, написав две монументальные композиции и четыре алтарных иконы, в том числе знаменитую «Богоматерь с младенцем» –– в византийском стиле XI -XII веков.

Ему хотелось поработать над росписями Владимирского собора, но представленные им эскизы комиссия не приняла: они были несовместимы с дарованиями тех живописцев, которые уже трудились там.

Врубелю поручили роспись орнаментов, что он и выполнил с блеском. Под конец своего киевского житья он увлекся итальянской наездницей и вместе с цирковой труппой уехал в Москву.

Снова нужда. Что зарабатывалось –– проматывалось. Устроил пышный обед для постояльцев гостиницы, где сам проживал, позвал персонал, гитаристов, цыган, военных, оркестр… «Вы посмотрите, как нам хорошо!» –– рад был, как маленький мальчик.

Неизвестно, чем бы все кончилось, не попади Врубель под крыло Саввы Мамонтова. Савва Иванович дал возможность ему творить беспрепятственно, предоставил в полное распоряжение керамическую мастерскую в Абрамцеве, поскольку Врубель занимался майоликой. Михаил Александрович долгое время не только работал, но и жил у Мамонтова. Трудился как скульптор, дизайнер, монументалист, театральный декоратор, оформлял интерьеры особняков московских  меценатов и буржуа. Ни с одним художником Мамонтов не носился так, как с Врубелем. В 1896 году для Всероссийской выставки в Нижнем Новгороде, по заказу Мамонтова, который был ее художественным руководителем, Врубель написал две картины: «Микула Селянинович» и «Принцесса Грёза» –– самое монументальное и самое скандальное свое творение.

Панно «Принцесса Грёза» размером семьдесят квадратных метров должно было украсить торец одного из павильонов. Сюжетом художник взял сцену из средневековой легенды о молодом трубадуре, романтически влюбленном в прекрасную принцессу, которая, в сущности, была только его фантазией. Через моря спешит трубадур навстречу милому образу, но по дороге заболевает и, едва встретившись с бесплотной грезой своих мечтаний, умирает.

Комиссия Академии художеств забраковала и «Грёзу» и «Микулу Селяниновича» –– как «нехудожественные». Возмущенный таким решением Мамонтов сам заплатил Врубелю стоимость работы, арендовал за пределами территории выставки участок, на котором в кратчайший срок возвел ещё один павильон, самый большой, и на фасаде распорядился написать огромными буквами: «Выставка декоративных панно художника М. А. Врубеля, забракованных жюри Императорской Академии художеств». Благодаря свободному входу и шумихе в прессе, подогревающей любопытство публики, павильон стал самым популярным. Однако общественность, хотя и заинтересовалась творчеством художника, не спешила высказывать одобрение. «Что за озлобленная ругань и ненависть, и проклятия сыпались на бедную голову Михаила Александровича! Я поражался, почему это, что, в чем дело, почему возбуждают ненависть эти чудные невинные произведения? Я не мог разгадать, но что-то звериное в сердце зрителей чувствовалось», –– вспоминал Константин Коровин. Тем не менее, Врубель стал популярной фигурой в художественном мире.

После закрытия выставки «Принцессу Грёзу» перевезли в Мамонтовскую оперу в Москве, затем панно затерялось. Однако судьба благоволила художнику. Через полвека панно обнаружили у Большого театра в каком-то сарае, –– грязный, скомканный холст. Никто не мог объяснить, что он, откуда взялся? Наконец заметили подпись: М. Врубель. Сообщили в Третьяковскую галерею. Холст расстелили перед театром, для чего пришлось перекрыть транспортное движение. И только тогда увидели на фасаде гостиницы «Метрополь» –– напротив, его двойника, майоликовую мозаику Врубеля «Принцесса Грёза»!

Но как переправить холст в бывшую церковь Николы в Толмачах, где хранились теперь иконы, скульптуры и часть картин Третьяковки? Изготовили вал для панно, отыскали нужных размеров машину (все это время холст находился в Большом театре), и, наконец-то смогли увезти.

Увы, тридцать лет панно простояло, упираясь в церковный купол, никто его не осматривал, не проверял его состояние, –– да и где раскатать такое огромное полотно?

Только в 1987 году, когда Третьяковскую галерею закрыли на реконструкцию, «Принцессу Грёзу» перевезли в новое здание на Крымском Валу. Холст был сильно испорчен. Реставрация длилась семь лет. Наконец, гениальное творение Врубеля «Принцесса Грёза» предстало во всем своём великолепии!

Пан

Врубель обладал даром обнаруживать в любом фрагменте натуры «целый мир бесконечно гармонирующих чудных деталей». К тому же он был одним из самых просвещенных людей своего времени. Опираясь на знания мифов, легенд, былин, литературных произведений он создавал свой собственный поэтический мир, полный торжествующей красоты и вместе с тем тревожной таинственности. Взять хотя бы картину «Пан».

Отец Пана, Гермес, первоначально был богом скотоводства, покровителем пастухов. Он первым стал требовать от людей огненных жертв, научив высекать огонь на алтаре. Кроме того, Гермес сопровождал души умерших в ад, где шел праведный суд над грешниками. Но Гермес ко всему, был еще плутом. Так однажды он украл у Аполлона стадо коров, а когда Аполлон изобрел сладкозвучную лиру, выменял у него лиру на это стадо.

Матерью Пана была нимфа Дриопа –– дева из многочисленного семейства божеств. Святилища нимф находились в гротах, лесах, пещерах… И хотя их места обитания были вдали от Олимпа –– от верховных богов, –– нимфы часто посещали его. Они вели беспечальную жизнь: пели, играли, умели предсказывать будущее, залечивать раны и вдохновлять поэтов. Умирали нимфы вместе с деревом, ручьем, полем, озером, цветком… с которым они родились и жили единой жизнью.

Когда у красавицы Дриопы родился сын –– волосатый с козлиными ногами и рожками на голове, она пришла в ужас, она бросила ребенка! Да и какая мать вынесла бы такое чудище: кроме копыт и рожек у младенца был еще хвост, кривой нос и козлиная борода! Но Гермес подхватил сына и унес на Олимп. Мальчик был очень смешон и видом своим понравился богам. К тому же он оказался веселым и ему дали имя Пан –– понравившийся всем.

Пан стал, как и его отец, покровителем пастухов. Однако Пан был легкомысленным богом, он не столько следил за своими подопечными, сколько развлекался с нимфами. Иногда ему хотелось побыть наедине, и тех, кто нарушал его покой, он наказывал, нагоняя внезапный и сильный страх.

Случилось, что Пан влюбился в нимфу Сирингу. Он буквально преследовал красавицу своей любовью!

Бедная Сиринга от его домогательств кинулась в реку, став тростником. В скорби, Пан вырезал из тростника свирель, и так нежно играл на ней, что музыка, казалось, лилась с самого неба.

Бобылем Пан не остался, женился. Но это уже так, чтобы род продлить, а любовь, она навсегда канула в реку вместе с Сирингой.

На картине Врубеля Пан изображен в тот момент, когда уже поиграл на своей дудке и задумался о житье-бытье.

Михаил Александрович изобразил его по-своему –– в виде русского лешего с круглой физиономией и васильковыми безмятежными глазами: хитрец и лукавец. Добродушные глаза Пана вопросительно и печально глядят на мир. Древний, как природа, причудливый... И лес вокруг таинственный, предвечерний, когда рождаются образы и видения самые разные: то светлые, грустно-нежные, то пугающие, настораживающие.

В «Пана» Врубель вложил много и своего. Как и Пан, он был страстно влюблен, но та, которую он любил, не любила его. Нет, скорее любила, но многое мешало её пониманию Михаила Александровича. Он очень страдал от невозможности объяснить ей это мешающее.

Русская общественность «Пана» не поняла. Картину окружили пошлыми смешками. Михаил Александрович держался стоически:

–– Ваше отрицание меня дает мне веру в себя.

Царевна Лебедь

Он по-прежнему часто бывал у Мамонтова –– то в Абрамцеве, то в Москве, где Савва Иванович содержал Частную оперу. Сколько прекрасных спектаклей было поставлено на сцене его театра! Благодаря невысокой цене на билеты патронируемое Мамонтовым русское оперное искусство стало популярным среди самых разных сословий Москвы. То, что высокомерно отвергала Императорская сцена, ставил Мамонтов.

В 1900 году Мамонтов поставил «Сказку о царе Салтане» Римского-Корсакова. Партию Царевны-Лебеди пела Надежда Ивановна Забела –– жена Врубеля, а Михаил Александрович создал эскизы костюмов и декораций.

Премьера состоялась 21 декабря. Незабываемый образ пушкинской царевны создала певица, и в этом была заслуга не только ее, –– дарование Надежды Ивановны формировалось при самом непосредственном участии ее мужа. Они обогащали друг друга, дополняли друг друга: искусство Забелы и творчество Врубеля были нерушимо связаны между собой.

После премьеры была выпущена серия открыток с изображением Царевны-Лебеди, и эти открытки послужили Врубелю поводом к написанию картины «Царевна-Лебедь». Композицию картины он построил так, что создавалось впечатление, будто зритель заглянул в сказочный мир, где внезапно появляется и вот-вот исчезнет волшебная девушка-птица, плывущая к далекому таинственному берегу. Последние лучи солнца играют на белоснежном оперении, переливаясь радужными красками, мерцают бирюзовые, голубые, изумрудные самоцветные камни узорчатого венца-кокошника, и мнится, что это трепетное сияние сливается с отблеском зари на гребнях морских волн.

«Царевна-Лебедь» –– один из самых пленительных женских образов, созданных Врубелем. «Не сама ли это Дева-Обида, что, по слову древней поэмы, плещет лебедиными крылами на синем море перед днями великих бедствий?» –– говорили о ней те, кто видел картину. Действительно, происхождение «Царевны-Лебеди» было скорее от Девы-Обиды «Слова о полку Игореве», чем от героини пушкинской «Сказки о царе Салтане» или оперы Римского-Корсакова на этот сюжет.

У Пушкина и Римского-Корсакова Царевна-Лебедь дневная, светлая. Царевич Гвидон спас ее от злого колдуна, она стала женой Гвидона, и все устроилось к общему счастью. У Врубеля Лебедь вряд ли будет женой человека. Это видно из настроения картины: сумерки, багряная полоса заката и какие-то недобрые огни далекого города. Царевна не приближается к зрителю, она уплывает во тьму, и только в последний раз обернулась –– сделать какое-то предостережение.

Взгляд Лебеди –– прощальный взгляд. Огромные глаза полны грусти и доброты. Вокруг сгущается темень, и только Лебедь сверкает в последнем луче. В картине очень сильно чувство тревоги.

Каким же надо было обладать даром, чтобы воплотить этот чистый и целомудренный облик в картину!

«Сколько у нас красоты на Руси!» –– говорил одному из друзей Михаил Александрович. –– И знаешь, что стоит во главе этой красоты? Форма, которая создана природой вовек». Он уверял, что русская природа без всяких оглядок на международный кодекс эстетики, бесконечно дорога потому, что она носительница души, которая тебе одному откроется и расскажет тебе твою душу.

Так осознавать глубинную сокровенность России, было дано очень немногим.

Гадалка

В Частной опере Мамонтова Врубель впервые услышал «Кармен». Потрясла тема гадания! В этой трагической мелодии было все: неотвратимость рока, фатальность случайностей, мистика… Мгновенно вспомнился «Очарованный странник» Лескова, цыганка Груша –– красавица, певунья, за обладание которой мелкопоместный князек заплатил табору пятьдесят тысяч.

Михаил Александрович прямо из театра примчался в мастерскую, и на готовом почти портрете Мамонтова, лихорадочно счистив краски, написал свою изумительную цыганку-гадалку. Ту самую, которой князенька тешился так недолго, –– прискучила.

С картины, проникая в самую душу, глядит темными, блестящими глазами молодая женщина. Чернобровая, смуглая, со странным и привлекательным лицом. Розовая шаль наброшена на плечи, тонкие руки украшены браслетами. На ковре перед ней раскрыты карты. Впереди лежит туз пик. Удивительно переплетается орнамент настенного ковра со складками розовой шали, с небрежно разбросанной колодой карт. Что-то должно свершиться, картина очень сильна этим предчувствием.

Оно и свершилось –– у Лескова. Князь увез Грушу на далекую пасеку, приставив к ней сторожей. Но все-таки исхитрилась, сбежала к старому другу.

–– Пожалей меня, брат родной, ударь ножом против сердца!

Не смог он ударить Грушу, за которую не пожалел бы своей жизни. Но в реку –– столкнул. И бежал с того места, себя не помня.

Цыгане народ необычный, неразгаданный. Они то размашисты в своих чувствах, то в них глубокий надрыв и тоска. Но цыганское пламя случается и не в цыганской душе. Врубель вполне познал эту стихию, сгорая в пламени своего гения. И так же, как Груша, знал наперед свою участь. Знал, что случайностей не бывает, что «случайности» уже где-то «числятся» за тобой, стерегут тебя, уже определены тебе...

Гениально раскрыв внутренний мир «действующего лица», подчинив разбросанные на картине детали в одно гармоническое целое, Врубель особенно выделил глаза, словно давая понять, что глаза цыганки –– это и его глаза, глаза художника, который видит свое полное драматизма будущее.

 

Демон

Демон сидящий

В марте 1904 года Михаил Александрович заболел, сказалось нервное напряжение в работе над картинами, особенно «Демоном», писать которого он начал еще в Киеве. Тема Христа, которой он занимался пять лет, работая в Кирилловской церкви, была исчерпана, и открылась тема причинности явления Христа народу, то есть тема противоборства. Эта тема волновала и Лермонтова, когда он создавал своего «Демона». Еще шестнадцатилетним юношей он писал:

 

Чтоб бытия земного звуки
Не замешались в песнь мою,
Чтоб лучшей жизни на краю
Не вспомнил я людские муки,
Чтоб я не вспомнил этот свет,
Где носит всё печаль проклятья,
Где счастья без обмана нет.

 

Одиночество, неустанная борьба с миром равнодушных людей, но… необъятное воображение поэта создавало трагический образ, несущий «весть о том, что в сине-лиловую мировую ночь вкраплено золото».

По теософскому толкованию Демон был любимым и самым близким ангелом Создателя, но затем, за своенравие, Господь изгнал его из рая. Мятежный дух Демона познал тайны мироздания и достиг абсолютной свободы, полной независимости ни от кого и ни от чего.

Однако наступил момент, когда он задумался: зачем достигалось все это? Ему ничего не надо, он одинаково презирает добро и зло, одинаково равнодушен к земле и небу.

 

С тех пор отверженный блуждал
В пустыне мира без приюта.
Вослед за веком век бежал,
Как за минутою минута,
Однообразной чередой.

 

Но вот случилось, что Демон полюбил! Грузинскую княжну Тамару. Его душа открылась для добра, он поверил, что любовь сможет сделать его вновь безгрешным, что он сумеет осуществить возможности, заключенные в его натуре: свести вместе «все, все земное» с красотой, многоцветностью и полнотой природы… Увы, любовь Демона принесла Тамаре смерть. И даже когда он хотел овладеть душой девушки, его опередил посланец рая.

 

И проклял Демон побежденный
Мечты безумные свои,
И вновь остался он надменный
Один, как прежде, во вселенной,
Без упованья и любви.

 

Предвидело ли пророческое сердце Лермонтова, что найдется другое сердце, которое будет биться в унисон с ним? Врубель был одержим той же страстью гармонии мира и невозможностью достичь этой цели. Образ грозного ангела с израненной человеческой душой, создал он в «Демоне сидящем».

На картине далекая золотая заря за колючими скалами. В багрово-сизом небе расцветают чудо кристаллы неведомых цветов. Сражение мглы и сияния, зла и добра отражается в блике зрачка юного титана. Демон сидит, задумавшись. Он познал много, отвергнул еще больше. Одинокий, в себе, и некуда приткнуть голову. Ни непомерная мощь его торса, ни вздутые в страшном напряжении мышцы рук, ни саженный разлет плеч –– ничто не может скрыть его бессилия и тоски.

Эта картина не имеет аналогов во всей мировой истории живописи по странным сочетаниям холодных и теплых колеров, напоминающих самородки. Тлеющие багровые, рдяные, фиолетовые, пурпурно-золотые тона как будто рисуют рождение планетарно иного мира.

В этом полотне при всей его своеобычности, как ни в одном другом произведении современников, отчетливо проступило великолепное владение всеми традициями мировой культуры. В колорите холста слышны отзвуки несравненных венецианцев, а в лепке формы угадывается великий флорентинец Микеланджело.

К сожалению, даже люди, понимающие и любящие живопись, не услышали в этой работе Врубеля голос предтечи, вещавший новое, доселе невиданное развитие русского искусства.

Демон летящий

Вслед за «Демоном сидящим» Врубель создал «Демона летящего». Распростерты крылья. Лицо запрокинуто. В Демоне суровая решимость продолжать борьбу. Он все так же прекрасен, но все в нем заострено.

В 1902 году появляется «Демон поверженный». Разбилось о скалы юное тело. Глаза горят дикой злобой, руки в страданиях сомкнулись над головой.

В этих картинах был заключен «громадный личный мир художника, безумное упорство и ненасытность исканий.

Михаил Александрович создавал своих «Демонов» в страшных муках. Писал неистово, целыми днями, забывая про отдых. Он пропитал свои картины всей силой гнева против мира, где высокий дар осмеивается слепцами, заслуга в рубище, а Благо пленником у властелина Зло!

Сорок раз переписывал он голову падшего ангела. Не счесть эскизов, зарисовок, набросков…

Врубель был одержим своей идеей! И его тонкая, ранимая душа не выдержала, надломилась. В психиатрической больнице он уверял, что жил во все века, видел, как в Киеве в конце первого тысячелетия закладывали Десятинную церковь. Рассказывал о своем участии в постройке готического собора. Утверждал, что вместе с великими мастерами Ренессанса расписывал стены Ватикана.

Может быть, это и не было галлюцинацией. «В черном воздухе ада находится художник, прозревающий иные миры...», –– говорил Александр Блок.

Демон поверженный

В 1905 году состояние Врубеля несколько стабилизировалось. Вместе с женой он переехал в Петербург, где Надежде Ивановне предстояло петь в Мариинской опере. Но через год вновь болезнь проявила себя. Вновь психиатрическая клиника. Редкие вспышки сознания, когда Михаил Александрович бежал к своей картине «Демон поверженный», подправляя, переделывая… Картина уже находилась на выставке Мира Искусств, и Врубель своим появлением пугал публику. Возникло даже предубеждение, что он продал свою душу дьяволу.

«Не понимают Демона, –– отчаивался художник, –– путают с чертом и дьяволом, тогда как «черт» по-гречески значит просто «рогатый», а дьявол — «клеветник». «Демон» же –– это «душа» и олицетворяет собой вечную борьбу мятущегося человеческого духа, ищущего примирения обуревающих его страстей, познания жизни, и не находящего ответа на свои сомнения».

«Демоническое» в большой степени присутствовало и в личности Врубеля –– как дар гения, как сильнейшей сгусток творческой энергии, ставший наконец неуправляемым.

Находились «специалисты», утверждавшие, что творчество Врубеля «больное». Им возражал Александр Блок: «Тех миров, которые видел он, мы еще не видели в целом, и потому удел наш –– одним –– смеяться, другим –– трепетать, произнося бледное слово: «гений»».

Блок понимал, что образ Демона –– это реальный, несомый с незапамятных времен опыт души, для которой это являлось живым переживанием, а не фантазией. Постоянно пробивавшиеся сквозь житейское сознание воспоминания о прошлых существованиях и встречах, заставляли и Лермонтова, и Врубеля вновь и вновь переписывать своих «Демонов», доходя порой до полного душевного истощения. Как выразился художник Бенуа: «Гений отслаивался от эпохи космической глыбой».

Вспышки сознания являлись к Михаилу Александровичу все реже: жизнь художника угасала. Как будто сбывалось молчаливое и печальное предупреждение Царевны-Лебеди.

Искусство Врубеля, совершенно новое, непонятное большинству его современников, принесшее ему столько страданий, все-таки пробило дорогу к людским сердцам. Врубель был признан самым большим лириком XIX века. Но случилось это уже после смерти Михаила Александровича.