Демон

Демон сидящий

В марте 1904 года Михаил Александрович заболел, сказалось нервное напряжение в работе над картинами, особенно «Демоном», писать которого он начал еще в Киеве. Тема Христа, которой он занимался пять лет, работая в Кирилловской церкви, была исчерпана, и открылась тема причинности явления Христа народу, то есть тема противоборства. Эта тема волновала и Лермонтова, когда он создавал своего «Демона». Еще шестнадцатилетним юношей он писал:

Чтоб бытия земного звуки
Не замешались в песнь мою,
Чтоб лучшей жизни на краю
Не вспомнил я людские муки,
Чтоб я не вспомнил этот свет,
Где носит всё печаль проклятья,
Где счастья без обмана нет.

Одиночество, неустанная борьба с миром равнодушных людей, но… необъятное воображение поэта создавало трагический образ, несущий «весть о том, что в сине-лиловую мировую ночь вкраплено золото».

По теософскому толкованию Демон был любимым и самым близким ангелом Создателя, но затем, за своенравие, Господь изгнал его из рая. Мятежный дух Демона познал тайны мироздания и достиг абсолютной свободы, полной независимости ни от кого и ни от чего.

Однако наступил момент, когда он задумался: зачем достигалось все это? Ему ничего не надо, он одинаково презирает добро и зло, одинаково равнодушен к земле и небу.

С тех пор отверженный блуждал
В пустыне мира без приюта.
Вослед за веком век бежал,
Как за минутою минута,
Однообразной чередой.

Но вот случилось, что Демон полюбил! Грузинскую княжну Тамару. Его душа открылась для добра, он поверил, что любовь сможет сделать его вновь безгрешным, что он сумеет осуществить возможности, заключенные в его натуре: свести вместе «все, все земное» с красотой, многоцветностью и полнотой природы… Увы, любовь Демона принесла Тамаре смерть. И даже когда он хотел овладеть душой девушки, его опередил посланец рая.

И проклял Демон побежденный
Мечты безумные свои,
И вновь остался он надменный
Один, как прежде, во вселенной,
Без упованья и любви.

Предвидело ли пророческое сердце Лермонтова, что найдется другое сердце, которое будет биться в унисон с ним? Врубель был одержим той же страстью гармонии мира и невозможностью достичь этой цели. Образ грозного ангела с израненной человеческой душой, создал он в «Демоне сидящем».

На картине далекая золотая заря за колючими скалами. В багрово-сизом небе расцветают чудо кристаллы неведомых цветов. Сражение мглы и сияния, зла и добра отражается в блике зрачка юного титана. Демон сидит, задумавшись. Он познал много, отвергнул еще больше. Одинокий, в себе, и некуда приткнуть голову. Ни непомерная мощь его торса, ни вздутые в страшном напряжении мышцы рук, ни саженный разлет плеч –– ничто не может скрыть его бессилия и тоски.

Эта картина не имеет аналогов во всей мировой истории живописи по странным сочетаниям холодных и теплых колеров, напоминающих самородки. Тлеющие багровые, рдяные, фиолетовые, пурпурно-золотые тона как будто рисуют рождение планетарно иного мира.

В этом полотне при всей его своеобычности, как ни в одном другом произведении современников, отчетливо проступило великолепное владение всеми традициями мировой культуры. В колорите холста слышны отзвуки несравненных венецианцев, а в лепке формы угадывается великий флорентинец Микеланджело.

К сожалению, даже люди, понимающие и любящие живопись, не услышали в этой работе Врубеля голос предтечи, вещавший новое, доселе невиданное развитие русского искусства.

Демон летящий

Вслед за «Демоном сидящим» Врубель создал «Демона летящего». Распростерты крылья. Лицо запрокинуто. В Демоне суровая решимость продолжать борьбу. Он все так же прекрасен, но все в нем заострено.

В 1902 году появляется «Демон поверженный». Разбилось о скалы юное тело. Глаза горят дикой злобой, руки в страданиях сомкнулись над головой.

В этих картинах был заключен «громадный личный мир художника, безумное упорство и ненасытность исканий.

Михаил Александрович создавал своих «Демонов» в страшных муках. Писал неистово, целыми днями, забывая про отдых. Он пропитал свои картины всей силой гнева против мира, где высокий дар осмеивается слепцами, заслуга в рубище, а Благо пленником у властелина Зло!

Сорок раз переписывал он голову падшего ангела. Не счесть эскизов, зарисовок, набросков…

Врубель был одержим своей идеей! И его тонкая, ранимая душа не выдержала, надломилась. В психиатрической больнице он уверял, что жил во все века, видел, как в Киеве в конце первого тысячелетия закладывали Десятинную церковь. Рассказывал о своем участии в постройке готического собора. Утверждал, что вместе с великими мастерами Ренессанса расписывал стены Ватикана.

Может быть, это и не было галлюцинацией. «В черном воздухе ада находится художник, прозревающий иные миры...», –– говорил Александр Блок.

Демон поверженный

В 1905 году состояние Врубеля несколько стабилизировалось. Вместе с женой он переехал в Петербург, где Надежде Ивановне предстояло петь в Мариинской опере. Но через год вновь болезнь проявила себя. Вновь психиатрическая клиника. Редкие вспышки сознания, когда Михаил Александрович бежал к своей картине «Демон поверженный», подправляя, переделывая… Картина уже находилась на выставке Мира Искусств, и Врубель своим появлением пугал публику. Возникло даже предубеждение, что он продал свою душу дьяволу.

«Не понимают Демона, –– отчаивался художник, –– путают с чертом и дьяволом, тогда как «черт» по-гречески значит просто «рогатый», а дьявол — «клеветник». «Демон» же –– это «душа» и олицетворяет собой вечную борьбу мятущегося человеческого духа, ищущего примирения обуревающих его страстей, познания жизни, и не находящего ответа на свои сомнения».

«Демоническое» в большой степени присутствовало и в личности Врубеля –– как дар гения, как сильнейшей сгусток творческой энергии, ставший наконец неуправляемым.

Находились «специалисты», утверждавшие, что творчество Врубеля «больное». Им возражал Александр Блок: «Тех миров, которые видел он, мы еще не видели в целом, и потому удел наш –– одним –– смеяться, другим –– трепетать, произнося бледное слово: «гений»».

Блок понимал, что образ Демона –– это реальный, несомый с незапамятных времен опыт души, для которой это являлось живым переживанием, а не фантазией. Постоянно пробивавшиеся сквозь житейское сознание воспоминания о прошлых существованиях и встречах, заставляли и Лермонтова, и Врубеля вновь и вновь переписывать своих «Демонов», доходя порой до полного душевного истощения. Как выразился художник Бенуа: «Гений отслаивался от эпохи космической глыбой».

Вспышки сознания являлись к Михаилу Александровичу все реже: жизнь художника угасала. Как будто сбывалось молчаливое и печальное предупреждение Царевны-Лебеди.

Искусство Врубеля, совершенно новое, непонятное большинству его современников, принесшее ему столько страданий, все-таки пробило дорогу к людским сердцам. Врубель был признан самым большим лириком XIX века. Но случилось это уже после смерти Михаила Александровича.